Equinox day
И вот туман – доспех из серебра – целует тихо пепельный причал.
И лето говорит: привет, сестра. По мне не скажешь, всё же – я скучал. Пока мы одинаково сильны, но сравнены в цене любовь и смерть. Сегодня время в пламени остыть – смотри, сестра: пришла пора гореть. Зажглись на перекрестках алтари, ночами морок лезет на порог... Идёт Мабон. Тебе он не болит? А мне, признаться, ноет под ребром. Летит по небу клич, что быть беде, что пляшет между нами тень весов... И мы к нулю приблизим ночь и день, и мы уравновесим явь и сон. Но прежде чем потухнет власть моя и в восходящем пламени сгорит – скажи, зачем ты столько даришь им своей неистлевающей любви?
Зачем ты льёшь свой золотистый свет – янтарный сок из раскалённых ран? Тебе бы стать чуть холодней и злей, зачем ты к ним так ласково-щедра? Горячим спелым запахом хлебов, налитым духом яблочного дня? Зачем ты столько жжёшь в вершинах крон холодного, но яркого огня? Неужто веришь, что в один из дней, когда за дверью воет чернота – потянутся они к любви твоей? И примут наконец бесценный дар? Людские чувства – фикция и ложь, взаимности не сыщешь у людей. Ты снова до зари меня убьёшь – и кто тогда даст искренний совет? Я вовсе и не думаю мешать – до дел твоих мне, верно, дела нет. Но мне тебя, сестра, безумно жаль.
Сильнее только жаль любви твоей.
Ответь теперь растущей черноте – пока не повернулось Колесо.
И пусть меня услышат ночь и день,
И явь, уравновешена со сном.
И осень говорит: любимый брат, я чуть – считают – старше и мудрей.
Ты думаешь – излишне я добра на этой неслучившейся земле? Но осенью меняются миры, и каждый нерождённый платит дань. Я перестану приносить дары – любому из живущих – что тогда?
Тебе, бесспорно, говорить легко – всех благ твоих и смерти не отнять. Того, чем ты владеешь испокон, в помине не водилось у меня: ни шёлково-медовых диких трав, целованных светилом в вышине. В моей юдоли – верескова гарь, над ней лишь ветер – одинок и нем. Ни лун, влюблённых в зеркало воды, танцующих в манящей тьме костров – хранить от притаившейся беды. Ни серебристых звёзд бесчётный рой, упавших и уснувших на груди; ни трелей птичьих – сладить чтоб с тоской. Ни ярких, как коллекция картин – ну точно полотно Ван Гога – снов.
Ты знаешь, даже солнце, наконец, по осени отбрасывает тень. Там долгое молчание сердец, что замерли в бескрайней пустоте, в которой немота слепых бойниц, ветров, стучащихся в пустой вокзал; кошмаров с тысячей пустых глазниц – глухое время спать и замерзать. Пора Охоты диких королей – зеницы гончих полные огня. И дым ползёт – змеёю по земле, и всадники на взмыленных конях. На дне колодца ждёт бессонный мрак. Змеиный шелест. Ледяная суть. И он – в груди огромная дыра. Он больше нас с тобой. И я несу сквозь тьму слепую искорки лучин – и косточки огня в сердечках тыкв. По осени любой путь различим лишь только если сожжены мосты. И я рисую – яркий огонёк, луч солнца, вдруг пробивший облака; лес, полный горьким жаром до краёв – пусть жар тот остывает на руках. Мои дары, я знаю, только блеф – мираж неравноценного огня. Представь же, что случится на земле, когда и это я смогу отнять? Когда я отвернусь хотя б на миг, когда забуду всех в чернильной мгле?
Раз я, мой брат, не пожалею их – кому тогда, скажи, их пожалеть?
Кого тогда передадим весне – лишь только повернётся Колесо?
И пусть меня услышат тьма и свет,
И явь, уравновешена со сном.
И лето говорит: спасенья нет в чернеющих холодных берегах.
Но верно что не запретишь гореть огонь свой превращающему в дар. Тьмы хватит, знаю, вскорости на всех – зовёт упасть, в безвременье остыть.
Но я тебе желаю догореть – и чтоб остались целыми мосты. А мне уже действительно пора – Мабон заплавит ржавчиной мой след.
Прощай, сестра. Был повидаться рад.
Увидимся в грядущем сентябре.
Мабон – соколий клекот. Волчья сыть. Сны скоро – правда – перевесит явь.
Щепотка тьмы ложится на весы.
Встречай её, ни капли не боясь.
©Lastik
*мысль про "уравновешивание" честно утащила у Резная Свирель )) не сердись) Большое спасибо!